– Пошли спать, – сказал он хрипло. – Завтра… договорим, точнее, сегодня, но позже. Мы сегодня закрыты. После такой ночи – какая уж работа…

– Ты только ответь – согласен?

– Я сказал – за… позже. Я ничего не решил. А ты, – Белогуров шагнул вплотную к Дивиторскому, наклонился, тот подумал – неужели ударит? Но Белогуров лишь коснулся легонько его волос. – А ты, Егор… я все тебя спросить хотел… Отчего за все эти годы ты в цирк ни ногой? Неужели не любопытно было бы взглянуть на… Ладно. Ну, словом – позже. Потом, не сейчас…

Шаги Белогурова затихли в коридоре, а Дивиторский все сидел, сгорбившись, в кресле.

Глава 13 «ВОЗЬМИТЕ ГОЛОВУ ВАШЕГО ВРАГА…»

Итак, случаи убийств учащались – Катя, узнав о новой трагедии в Солнцеве, сделала для себя точно такой же вывод, что и Колосов. Дело было московским «по территориальности», но эти ведомственные разграничения уже ничего не значили: столичный регион посетила общая беда – новая чума в лице новоявленного маньяка, а точнее – двух…

С утра Катя долго беседовала с Вороновым (от него и узнала про солнцевское дело). Известие о том, что наконец-то появились свидетели, – обрадовало. Сравнила информацию о солнцевской «копейке» и светлой легковушке, замеченной обывательницей «Вавилона»: цвет машины в обоих происшествиях почти совпадал, так что…

Однако существенных выводов делать все равно было пока не из чего. Машина? Да в Москве и области – тысячи таких светлых «Жигулей» первой, третьей, пятой модели. Свидетели? Полупьяные бомжи, наотрез отказывающиеся опознавать убийцу. А второго человека в той машине – шофера вообще никто не видел, так что…

Ей хотелось поделиться своими сомнениями с Колосовым. Но того, как всегда, не было на месте: он дежурил от руководства по главку и в качестве руководителя дежурной опергруппы был обязан выезжать на абсолютно все значимые происшествия. Дежурный сообщил, что в Стаханове на Клязьме совершена какая-то крупная кража из церкви – Колосов и «убыл руководить организацией раскрытия».

Весь день Катя трудолюбиво работала над материалами по задержанию банды Свайкина. Однако мысли ее постоянно возвращались к другим событиям. Наконец, не выдержав, она позвонила в отдел по розыску лиц, без вести пропавших, и установлению личности неопознанных трупов. Ее интересовало: пришли какие-нибудь данные, подтверждающие личность убитого в Кощеевке корейца? Тот ли он вообще, за кого его принимают? Но в отделе пропавших без вести ее огорчили: запросили по данным дактилоскопии и татуировки ГИЦ МВД, направили ориентировки в Йошкар-Олу – и ждем-с.

Катя даже расстроилась: то угрюмое колосовское «понятия не имею, что делать» начинало принимать все более масштабные размеры. Неужели только и осталось, что ждать появления нового обезглавленного трупа и снова пытаться найти на месте происшествия хоть какие-то улики? Но все эти улики: свидетельские показания, данные судебно-медицинской экспертизы, изъятые на месте фрагменты протектора – были столь зыбки и неопределенны, что найти по этой скудной информации подозреваемых – об этом даже думать было нечего. Так что же оставалось делать?

И тут ее осенило: как говаривали хоббиты, надо просто подумать своей головой. Точнее… и своей собственной, и светлыми мозгами Сережки Мещерского. Он воображает, что обладает выдающимися способностями в области дедукции, логики и абстрактного мышления. Это, конечно, слишком сильно сказано, однако, что греха таить, многие из его отвлеченных гипотез по прежним делам (по которым Катя, а несколько раз и сам Колосов просили у него совета) полностью подтверждались.

Мещерский быстро вникает в суть вопроса и умеет… не суммировать и обработать разрозненные данные, подобно дурацкому компьютеру, а вычленить из всего, порой скудного, хаоса сведений нечто главное, что и является основным стержнем происходящих событий.

Катя, не медля ни секунды, позвонила Мещерскому на работу. Он был занят, однако…

– Сереженька, а что ты сегодня делаешь, ну, скажем, в половине седьмого? – вкрадчиво осведомилась она после словечка «привет».

– Я? Да футбол, Катюша. Хотел домой да сразу и за телевизор: Бразилия с Голландией играют. Говорят – главное зрелище чемпионата, и я…

Катя вздохнула: вот что значит холостяк. Милый, славненький Сережечка все же очень одинок. И ему, конечно, конечно, надо жениться. А то с таким мягким, таким рыцарственным характером ему ой как несладко придется в его одиночестве. Либо какая-нибудь хищница провинциальная подцепит, либо…

– Сереженька, а я так тебя видеть хочу сегодня… Не знаю, что-то вдруг – такая тоска, – лживый Катин голосишко дрогнул. – И Вадька с воскресенья больше не звонил…

– Он позвонит, он же на работе! С этим Чугуновым ты же знаешь, какая морока, тем более с хворым… Катя, а ты правда хочешь меня видеть?

– Угу. Такая жара сейчас… Жара была такая, что с ветвей комочком серым падал воробей, – переврала она Китса. – Давай посидим где-нибудь на воздухе. Ту кафешку в парке Горького помнишь?

Они ездили туда в мае: Катя с Кравченко, Мещерский и Катина подруга Ира Гречко, которую она пригласила специально для Сережки. Но ничего путного из этого знакомства тогда не вышло. А Мещерский перевернулся в пруду на водном велосипеде – вымок до нитки. Они с Кравченко потом «в целях профилактики простуды» пили водку, а Ира Гречко уехала одна и очень рано – она жила за городом и торопилась на электричку.

– Ты, значит, в полседьмого освободишься? – спросил Мещерский, и голос его тоже дрогнул. – Тогда я заеду?

«Ах ты, ласточка», – умилилась про себя Катя и ответила: «Конечно».

В парке Горького (или как он там теперь назывался по-новому) в этот жаркий вечер было не так уж и много народа: роллеры катались по набережной да в летних кафе под красными тентами «Кока-колы» сидели влюбленные парочки. Мещерский был взволнован. Кате вспомнились слова одной своей приятельницы: «Если расстанешься с Вадькой, всегда будет у тебя под рукой запасной вариант. Сережка – золото. А что ростом не вышел – о таких пустяках даже говорить смешно! И вообще, он на молодого Джека Леммона очень похож…»

Они сидели за столиком кафе над заросшим ряской и плакучими ивами прудиком, по которому, точно челнок, лениво плавал одинокий черный лебедь. Катя помалкивала, и это было так на нее не похоже, что Мещерский разволновался еще больше. Ему уже мерещилось, что его позвали для каких-то важных решений. Черт, а что, если и правда Катя и он…

– Сережечка, я вот почему тебя видеть хотела: мне твоя помощь нужна, твой умный совет. Сама-то я ничегошеньки в этом деле не понимаю. Может, ты что подскажешь. – Катя, допив вкусный вишневый коктейль, проглотила вишенку с косточкой и пригорюнилась. – У нас такие жуткие события на работе начали происходить! Я тебе сейчас все по порядку расскажу, ну а ты уж…

По мере того как Мещерский слушал ее сбивчивый, однако весьма подробный рассказ о событиях в Чудинове, Красноглинске, Кощеевке, о московских находках, его лицо вытягивалось. Катя, выходит, позвала его только затем, чтобы посоветоваться насчет очередной страшилки, которую она избрала себе темой для очерка. А он-то, дурак несчастный, размечтался, он-то…

Она поймала его укоризненный взгляд и… опустила глаза. Бедненький душечка Мещерский… А он ведь действительно похож на молодого Джека Леммона… Отчего это маленьких мужчин словно магнитом тянет к высоким и крупным женщинам? Ну, прямо загадка природы…

– Я не понимаю, Катя, что ты хочешь от меня услышать? – Тон Мещерского был грустен. В нем сквозило: и ради этого ты звала меня – и эх!

– Сереженька, ну ты же умница, ты… Вспомни, как с тем делом в Каменске ты мне помог. А ведь здесь еще хуже – дикий, беспрецедентный случай – обезглавливание серийное! Это же… ужас. И потом, мне как-то одной страшно и тревожно… И Вадька уехал, а я… К кому, кроме тебя, мне обратиться? Ты же самый-самый, самый… большой мой друг.